МИХАИЛ ВИНОГРАДОВ
президент Фонда «Петербургская политика»

Сценарий, по которому идет избирательная кампания, отличается известной двойственностью: с одной стороны, все атрибуты формальной избирательной кампании присутствуют (по государственным каналам, в новостях показывают разных кандидатов, появляется политическая реклама), с другой стороны, в силу того, что для всех избирателей очевидно, что на этих выборах не решается вопрос о власти (вопрос о власти в России часто решается на президентских выборах, но не собственно на самих выборах), естественно это создает эффект двойственности с элементами имитационности. Наверно если в декабре от кандидатов были дополнительные ожидания, то январь прошел достаточно слабо для всех без исключения кандидатов – никто не удивил, никто не взял на себя инициативу. Что-то происходило вокруг кандидатов, прежде всего, Павла Грудинина, но не очень понятно, насколько сам он соразмерен по масштабу личности и политических притязаний тем ожиданиям, которые появились вокруг него – в свое время на том же Михаиле Прохорове все в этом плане «обожглись».

Относительно явки ситуация тоже отличается двойственностью, потому что не вся управленческая элита считает желаемые показатели явки реалистичными - особенно с учетом спокойного и даже равнодушного общества к президентской кампании. Пока каких-то реальных шагов по повышению явки, на мой взгляд, сделано не было, времени для того, чтобы с явкой "поиграть" предостаточно. С другой стороны, общество находится в состоянии полусна и не понятно, можно ли будет разбудить его за эти полтора месяца.

Восемь фамилий в списке внешне презентуют самые разные настроения: политически либеральные, левые, в меньшей степени националистические (поскольку яркого кандидата-националиста нет, и его не хватает), консервативные – все эти кандидаты вроде бы присутствуют, и репрезентативность президентских кандидатов гораздо выше, чем репрезентативность нынешнего российского парламента. С другой стороны, налицо отсутствие в бюллетене кандидатуры Алексея Навального, причины, по которым его нет, кажутся мне иррациональными и в этом смысле труднообъяснимыми, но естественно фамилия «Навальный» меняла бы или как минимум корректировала бы степень серьезности восприятия президентских выборов в различных слоях и внутри страны, и за рубежом. С точки зрения классических представлений о публичной политике отсутствие фамилии «навальный» в бюллетене малообъяснимо.

Пока кампании как таковой нет, говорить о процентах, на которые могут рассчитывать кандидаты, не хотелось бы. Что касается результата Путина, то здесь многое будет зависеть от эмоционального удовлетворения, которое получит или не получит Владимир Путин. Не все завязано на цифрах, например, многие считают, что высокий результат «Единой России» на выборах 2016 года скорее не вызвал в Путина большой эйфории. Налицо зазор между задачами, с одной стороны, явки и высокого результата и, с другой стороны, чистоты и стерильности кампании. Здесь есть очевидный конфликт этих двух подходов – не то, чтобы вовсе непреодолимый, но не очень понятно, есть ли достаточный механизм администрирования «прохождения по тонкой грани» соотношения высоких результатов и высокой явки и юридической чистоты против эвфемизмов, призванных заменить неполиткорректное слово «фальсификация». Наверно, в целом уровень тревожности российской власти (что эти выборы будут использованы для расшатывания власти, мировой закулисы и так далее), эти ожидания в последнее время снижались, и та же санкционная волна как-то не нагоняется, но чем больше административная машина будет работать на явку, тем больше казусов будет возникать. Выстрелят ли они, сработают ли против власти или общество останется к ним равнодушным? – пока общество скорее склонно быть равнодушным, тем более, что больших иллюзий относительно стерильности выборов в обществе не распространено. Но приступы политического идеализма время от времени охватывают российских граждан, и механизмов страховки от этого идеализма конечно не создано и вряд ли возможно.

На итоги голосования, с одной стороны, влияет эмоциональный общий фон, даже не столько фон, сколько чувствительность общества к разного рода сигналам. Количество негативных сигналов будет велико. Мы видим «умирание» некоторых тем, которые предполагалось использовать в качестве предвыборных: российская кампания в Сирии, которая все-таки все меньше воспринимается обществом, как победоносная – это не значит, что она воспринимается как «новый Афганистан», но все-таки не понятно, кто там за кого воюет, когда начнут, когда закончат. И будет ли в целом в обществе чувствительность к негативным поводам или оно будет равнодушно – тот же московский снегопад, который выявил достаточно большое количество коммуникационных управленческих проблем и не только в городе, сейчас наверно это такой первый тест посмотреть, повлияет ли это на настроения людей, потому что видно, что не удалось власти, ни городской, ни федеральной создать комьюнити граждан, вышедших с лопатами за свой счет на расчистку города, не возникло общего чувства солидарности «как мы все побороли стихию», наоборот, «мы/они» достаточно четко выражено в комментариях в соцсетях и в том, что говорят граждане на улицах. Но, с другой стороны, все достаточно быстро забывается, хотя еще один такой снегопад вряд ли был бы власти ко двору) – пользоваться какими-то «ударами» для мобилизации общества у нее не очень получается, да и вообще пределы мобилизации общества конечно же исчерпаны, и власти выгодно, чтобы это уходило в новую волну «атомизации», а не в накопление мощного антирейтинга власти. Скорее, я думаю, важно для власти, чтобы общество оставалось равнодушным к политике, нежели мобилизовывать его на некой политической провластной повестке. Потому что ключевая задача для прохождения в том числе президентских выборов – это ненакопление антирейтинга власти. Больше, чем любили, уже не полюбят, на мой взгляд, но по крайней мере не нужно давать повод тем, кто сегодня равнодушен, но в целом способен возненавидеть.